«Я БУДУ ПОМНИТЬ»
Ох уж эти мальчишки! Сколько хлопот с ними, пока они растут. Маленькие непоседы, вечно набивающие свои карманы какими-то железками, винтиками, гвоздиками… И порой нельзя понять, почему еще вчера они – просто шалуны, просто резвые малыши, а сегодня – так называемые «трудные».
Часто мы слышим объяснение: попал в плохую компанию. Да, окружение, друзья значат очень много для взрослеющего мальчишки. Давно подмечено, что вместе, «за компанию», ребята способны на поступки, не свойственные им. «За компанию» в подростковом возрасте можно пойти и на плохое, и на хорошее – смотря какая она, эта компания, какие у неё, говоря языком психологов, установки.
И как же нуждаются мальчишки в хорошем товариществе! Как нужен им коллектив, который, в полном соответствии с педагогической наукой, воспитывает, выпрямляет, учит. Приятно взглянуть тогда на ребят: их умение работать поражает, их азарт, энергия осмысленны и полны благородных целей; они красивы в своей увлеченности делом.
Говорю об этом с полным основанием, потому что видела таких ребят. Живут они в городе Сокол и называют себя гордо – детской киностудией «Романтик».
Этим летом я приехала в деревню Семакино Сокольского района, где расположилась съёмочная группа ребят, И хоть давно я знакома с ними и их руководителем Юрием Дмитриевичем Половниковым, все-таки и на этот раз неутомимое братство юных «киношников» удивляло на каждом шагу.
Ну, хотя бы утро в Семакине! Едва только прозвучала по деревне «брякотушка» пастуха, часть ребят как ветром сдуло из дома: в соседней избе раным-рано пеклись пироги, и ребята умчались туда с кинокамерой и осветительными приборами – снимать эпизод для будущего фильма. А когда они вернулись и наступило время вставать всем, поплыл над двориком, над улицей колокольный звон. Колокольная музыка, записанная на магнитофон, означала начало рабочего дня. Почему именно так? А потому, что красиво. И не скучно.
Всем известно, что скука – плохой друг мальчишкам. Скука и безделье. Но они не страшны парням из киностудии «Романтик». День у них полон забот и обязанностей, выдумки и фантазии. А заканчивается он вечерней планёркой. Деловито идёт анализ рабочего дня, распределяются обязанности на следующий: в магазин за продуктами идёт Олег, режиссёр на завтрашних съёмках Миша, актёр – Ваня. Определяется всё – кому пол мыть, кому змея воздушного для съёмок мастерить, кому рисунки «с натуры» для истории киностудии делать, а кому обед готовить.
Кстати, готовить, вести хозяйство, наводить порядок умеет каждый студиец. Ведь все ребята – заядлые туристы. Настоящие походы воспитывают и показывают, кто чего стоит. В них ребята учатся многому – не только тому, как разжечь костёр и приготовить обед. Они учатся видеть красоту рассвета и помогают деревенским жителям на сенокосе, учатся дружить, идти к намеченной цели, учатся быть взрослыми. И повсюду с ними руководитель киностудии «Романтик» Дворца культуры Сокольского ЦБК Юрий Дмитриевич Половников.
Педагогическая наука сейчас озабочена тем, что уж очень она стала «женской» – педагоги сейчас, как правило, женщины. И не хватает ребятам мужского влияния. А у киностудии «Романтик» самая благоприятная в этом смысле атмосфера. И походы, в которые водит ребят Юрий Дмитриевич, играют в ней не последнюю роль. Надо только удивляться, что не всем и не всегда понятны полезность и необходимость таких путешествий. Было время, требовали от Половникова заниматься только в киностудии, в комнате, по отведённым часам! Но ребята вместе с руководителем отстояли свои принципы. И неразлучны они всегда – и в будни, и в праздники, потому что Митрич, как называют Половникова между собой старшие ребята, всё в своей жизни подчиняет интересам ребят.
Попросили однажды Половникова поделиться своими мыслями о киностудии. Но вместо пособия для начинающих кинолюбителей получилось у него своего рода раздумье. Вот оно.
***
«Руководитель… Каким он должен быть? Обычно ребята стремятся быть похожими на кого-то. Но в первую очередь их привлекает не просто человек, а то, что стоит за ним, его дела. Это-то и притягательно для ребят: интересный человек с интересными делами. И не надо, я думаю, умничать руководителю, а надо быть самому увлеченным и увлекать за собой ребят.
Какая стоит задача перед детской киностудией? Она не в том, чтобы готовить подростка во ВГИК – институт кинематографии. Нет, она, я бы сказал, сложнее – готовить подростка к жизни. Часто мне задают вопрос, каких ребят нужно принимать в студию. Ведь должны же быть у них склонности к кино. Или нужно принимать всех, кто пожелает?
Безусловно, всех. Ведь главное – научить подростка жить интересно, весело, сделать его творческим человеком. Любительская кинокамера лишь средство, с помощью которого создаётся коллектив. Добрый, несущий радость и себе, и другим. Только тогда и фильмы получатся добрыми.
Часто приходится разговаривать с родителями – и не всегда они понимают меня. «Пусть лучше уроки сын учит, – говорят иные из них. – Какой толк в будущем от занятий в киностудии?»
А сын сегодня принес в студию сценарий будущего фильма. Талантливый сценарий, весёлый. И я вижу в парне перемену, ещё не заметную родителям, и радуюсь за него.
Все ребята разные, у каждого своё увлечение, своё отношение ко всему. И надо научиться делать из них не послушных марионеток, а развивать в них индивидуальность.
Я помню каждого студийца, уже выросшего, покинувшего нашу студию. И где бы он ни находился, я в курсе всех событий его жизни. Многие бывшие студийцы навещают студию, и встречи с ними – это радостные минуты для всех. Так бывает, например, когда приходят к нам Коля Ситов и Володя Голубев. Просматривая кинопленки, когда-то снятые ими, они видят себя на экране и вспоминают детство. Как давно, кажется им, это было: туристические слёты, походы по родным местам. А я вспоминаю в этот момент, что ведь именно Коля Ситов назвал наш коллектив киностудией «Романтик». Сейчас он курсант высшего военного училища. А Володя Голубев – студент МГУ. Вот они сидят в студии, взрослые, серьёзные, и вместе с тем – те же озорные ребята с весёлыми глазами, я хорошо помню их именно такими.
Появился первый раз в студии Вадик Горохов. Был он такой, как все, ничем не выделялся. Его первая киноплёнка была невыразительной. В спорах он не участвовал, больше слушал, но чувствовалось, что в нём формируется собственное мнение.
Помню, когда в Вологде мы были в музее, все ребята прошли вслед за экскурсоводом, а Вадик ещё стоял у одной картины, рассматривал её. Я тихо подошёл к нему и спросил: «Понравилась?» – «Да, – ответил он. – Глаза у этой женщины, как у моей мамы, когда она задумчива…».
Хорошие мысли рождались у Вадика, и потому стали получаться у него и фильмы. Главное, они похожи на него самого, в них чувствуется собственное отношение ко всему. Поэтому, может быть, и понравился многим фильм, который он сделал с Васей Зинковым, – «Вот моя деревня». Это фильм-раздумье о людях, живущих в деревне. На областном фестивале он получил премию.
С пятого класса ходил в студию Саша Чекалёв. Он и теперь, став студентом, остался для нас своим. И всё он умеет, всё у него получается. Много таких ребят прошло через студию. Взять хотя бы нашего Андрея Ванчикова, непревзойдённую «бабу-ягу» на наших театрализованных вечерах. Он сейчас служит в армии и, конечно, пишет нам письма.
Незаметно подрастают ребята и уходят. И приходят новые, с которыми нужно начинать всё сначала,
Я обычно начинаю занятия с легенд, сказок. Расскажу, а потом спрашиваю: как бы ребята сняли фильм по этой сказке? Главное – дать толчок фантазии, мысли. Я разрешаю громко разговаривать, перебивать друг друга: пусть мечтают о фильме, это очень хорошая мечта. Но она должна стать реальностью, и очень скоро мы приступаем к съёмкам.
Снимают ребята самих себя. Первую проявку делаю сам, чтобы вышло быстро и качественно, чтобы не дать угаснуть интересу у ребят.
И вот они видят себя на экране. Сколько счастья, сколько смеху! Теперь можно начинать работу. И не надо, как я понял, специально учить ребят технике: всё это придёт в процессе работы. Мальчишки – народ понятливый, всё схватывают на лету. Им важно лишь иметь перед собой цель.
Первый самостоятельный фильм, конечно, праздник для студии. А праздник без пирога, без торта – не праздник. Чай из самовара – это традиция в студии. Но даже во время чаепития надо быть готовым к тому, чтобы рассказать что-то важное, нужное ребятам. В такие минуты они ещё больше сближаются друг с другом, растёт коллектив. И если есть в жизни студии такие моменты общности, дружбы, радости, тепла, уважения и доверия друг к другу, значит, есть главное.
***
«Снимается фильм «Максимкино лето», – такой плакат висел нынче летом в деревне Семакино, где почти месяц жили ребята. Но потом они решили назвать фильм по-другому: «Я буду помнить». О чём? Обо всём, что случилось с героем картины.
Не случайно, мне кажется, родилось это название. Ведь и студийцы долго будут помнить своё лето: утренние туманы в деревне, костёр на берегу реки, несмолкаемое соловьиное пение, добрые руки соседской бабушки, угощавшей молоком, уроки верховой езды, которые давал сам Юрий Дмитриевич.
И – слёзы у него на глазах, когда слушал он очередную историю трудной жизни своего нового студийца…
Элла ДАВЛЕТШИНА
(Газета «Вологодский комсомолец» от 27.01.1985)
«СОЛЁНОЕ» КИНО
Очень долго многие к работе его относились, да и теперь относятся, скептически и недоверчиво: подумаешь, «Сухомлинский» какой нашёлся, свои методы воспитания придумывает! Да, придумывает, точнее даже подслушивает в собственном сердце. Будучи сам человеком с нелёгкой судьбой, трудным детством, он навсегда сохранил память о том, что ранит и что радует душу подростка. Сообразуясь с этой памятью, он и поступает теперь.
В чём был основной и главный урок моих взаимоотношений со студией Юрия Половникова? Раз и навсегда я поняла: там, где взрослые не намерены заниматься ничем предосудительным, всегда могут и должны присутствовать дети; и наоборот: там, где
присутствуют дети, взрослые не могут, не имеют права поступать нечестно. Это легко выразить на бумаге, но так нелегко подтвердить собственной жизнью!
Пять лет знакомства дают мне право утверждать, что Половников под этими словами мог бы расписаться с чистой совестью. Он твёрдо убеждён – ничто так не обижает ребенка, как недоверие к нему со стороны взрослых. На этой почве происходит гораздо больше конфликтов, чем мы полагаем. Нередко обида, цепляясь за обиду и подкрепляясь равнодушием родителей, приводит ребёнка на учёт в детскую комнату милиции, а это уже – клеймо. Половников же таким без боязни даёт в руки ключи от студии, от сейфа с аппаратурой… Сколько таких, «клеймёных», вывел он на ровную дорогу! Укажет теперь на них – глазам своим не поверишь: ведь это о них, об этих самых ребятах, люди говорят: «Какие одухотворённые лица! И где Митрич таких набрал?»
А они по-разному приходили в студию. Кого друзья приведут, кто из газеты про «Романтик» узнает, кого сам Митрич из какой-нибудь истории вытащит. Одного парнишку он чуть не выгнал из областного туристического лагеря за то, что тот при купании топил ребят; беды, к счастью, не случилось, а парень тот сегодня один из самых активных и способных студийцев.
Там, в студии, у Митрича, каждому находится дело и место. Даже если ты боишься кинокамеры, не любишь возиться с магнитофоном, не умеешь сочинять тексты к фильму – ты всё равно не будешь лишним, потому что должен кто-то помогать и в мелочах: пол подмести, фотографии на стенды прикрепить и т. п. Этих ребят в шутку называют в студии «начальниками». Есть и другая должность, рангом повыше, – «начайник». Это тот, кто отвечает за приготовление чая, покупает в магазине традиционные баранки, моет посуду. Без чаепития в студии не обходится ни один вечер – ведь сидят там допоздна, а то и ночуют, если назавтра намечено какое-то важное дело, а не всё к нему готово. И родители, зная, что ребенок их – с Митричем, совершенно спокойны.
У студийцев есть хорошая традиция – походы. Летом – само собой, но и зимой, и весной, во все каникулы и праздничные дни Юрий Дмитриевич стремится увести ребят в лес. Что греха таить – праздничный день родителей нередко выходит боком их детям. Половников хочет доказать ребятам, что жизнь без вина полна открытий, света, радостного узнавания тех, кто находится рядом с тобой. Ведь каждый человек, это бездонный мир, который развивается, совершенствуется в соприкосновении с себе подобными. Ребята, познавшие в тиши природы счастье общения друг с другом, уловившие незнакомые движения души в ответ на окружающую красоту и гармонию, никогда уже не смогут совершить в жизни подлый поступок, предать близкого, морально опуститься.
Мы очень часто, не стремясь понять маленького человека, награждаем его выдуманными, чаще всего своими собственными, пороками. Научившиеся лгать и отступать от взятого слова, мы подозреваем во лжи и неверности тех, кто может ещё и не догадываться о присутствии такого в жизни. Мы часто хитрим и уходим в сторону в тот самый момент, когда надо бы не побояться проявить и слабость свою, и незнание, и признать собственные ошибки. Все мы, и дети, и взрослые, сделаны из одного теста; ребята сердцем чувствуют эту истину и не прощают горделивой пропасти в отношениях.
Плохо, когда нет на пути подростка во взрослый мир человека, подобного Мит- ричу: и счастье тем, кому такие встречаются. Дни и месяцы их жизни расписаны по минутам, и нет в этом строгом расписании места лишь одному: самому себе. Точнее, каждая минута, отданная чужим детям, для таких людей – самое благодатное и счастливое время.
Когда-то очень давно Половников впервые взял в руки кинокамеру и самоучкой освоил всё, что требовалось. Сердце тянуло к работе с детьми, и ему повезло: сначала при станции юных техников, теперь, уже несколько лет, при Дворце культуры Сокольского ЦБК, он руководит детской киностудией.
Таких должностей вообще не много, а у нас по области и подавно; сравнивать и оценивать работу трудно, тем более неспециалистам. Вот почему все эти годы я не переставала удивляться той стойкости, с какой Половников отстаивал свои взгляды перед различными контролирующими его работу людьми.
Одним казалось, что походы – это пустое развлечение, «отводить часы» нужно в студии; а он доказывал, что именно в них, в походах, ребята проявляются в полной мере и получают настоящие жизненные уроки. Другие считали, что в работе нужно строго следовать тем методическим разработкам, какие имеются; Половников боролся за право самому решать, пока нет умных программ, чем и как с детьми заниматься.
Так, он пренебрёг одним из основных правил, требующим подразделять ребят на возрастные группы. Если следовать ему и выдавать ребятам по порциям (не дай бог перекормить!) положенные знания, никого в студии не останется, считал руководитель. А работать с «мёртвыми душами», которые фигурируют лишь в отчётах, не в его правилах. Ребятам нужна свобода, свобода от диктата и назидания, если мы хотим получить не казенные, а истинно творческие результаты их труда.
Половников эту свободу ребятам дал. Он сразу допускал новичков до кинокамеры; раз показав, как заряжается плёнка, он уже не вмешивался в ребячьи дела. Парни снимали, что хотели и сколько хотели, сами проявляли, и не через месяц, а тут же, пока не остыл азарт, потом сразу и смотрели результат на экране. А он, сами понимаете, не мог не быть плачевным. Вот тогда и начиналась настоящая учеба: какую и почему нужно ставить выдержку при съёмке, как замерять освещённость, как выстраивать кадр, в какие моменты пользоваться трансфокатором и т.д. Те, кто постарше, сразу выбирали себе подшефных и обучали их каждый своему делу: операторскому, режиссёрскому, звукооператорскому.
Утверждают: надо сначала изучить аппаратуру, ее устройство и эксплуатацию. Надо оглянуться на историю кино. Надо…
А надо ли? Пусть получится из ребят коллектив единомышленников, готовый собственным детским языком рассказать о собственном детском восприятии жизни. Всё остальное придет и приложится, когда потребуют того душа и возраст.
Никогда не забыть мне первый мною увиденный ребячий мультфильм. Назывался он «Лебединая верность». Плыли по небу не очень аккуратно вырезанные из бумаги облака, шевелились в болоте не очень похожие на себя, ребятами нарисованные камыши,
в которых скрывался негодяй-охотник. И потом падала в воду подстреленная белая лебедь. А когда у друга её, в горе продолжавшего свой последний полёт, выкатывалась из глаз огромная тяжелая слеза, плакала в зале не одна я…
Посмотришь на ребят, сделавших этот коротенький фильм, и поразишься, что под современным обликом, одеждой, причёской скрываются такие нежные и ранимые души, по-детски (или по-взрослому?!) тоскующие над лебедем-самоубийцей. Они, эти мальчишки, и сами в начале жизни готовы любить вот так же вот – до самоотречения, до самопожертвования. Как же меняет их действительность и мы с вами, если лебединая верность у людей становится легендарной…
Ребята в студии Половникова удивительно открыты всему доброму, что есть вокруг. В этом убеждают не только их «мультики», но и коротенькие игровые и документальные ленты. Они рассказывают о том, как делаются в Соколе детские игрушки, как кое-где ещё плетутся в деревнях лапти, какие узорчатые дымники украшают трубы старых деревянных домов в районном центре, как интересно отдыхать летом у бабушки, в селе. Обращение к народным мастерам, их традициям, истокам художественного творчества заставляет ребят всерьёз задумываться о жизни и о своём месте в ней.
Не так давно состоялся специальный пленум Союза кинематографистов РСФСР, на котором шёл разговор о детском кино. Оказалось, что учёные НИИ Академии педагогических наук исследовали все области ребячьего творчества, кроме этой – кинематографической. И они были поражены фильмами детей, богатством их художественного видения, большими возможностями для их создателей граждански формироваться не только самим, но и влиять на своих ровесников.
Сегодня в стране есть немало детских студий, работа которых высоко оценена жюри различных смотров. Неоднократными участниками детских кинофестивалей были и сокольские ребятишки: получали награды в Прибалтике, на «Тбилисских зорях», ездили к своим маленьким коллегам в Орджоникидзе, в Москву, в другие города. А недавно принимали своих друзей из разных мест на собственном празднике – 10 лет отметила студия «Романтик», и было ей присвоено высокое звание «народной».
Сегодня в области это один из самых интересных кино-коллективов, он на голову выше не только подобных детских студий, но многих взрослых. Именно на его воспитанников возлагаем мы надежды, когда говорим о будущем любительского кинематографа Вологодчины. И отрадно, что сегодня по достоинству оценены заслуги руководителя студии Ю.Д. Половникова, его творческие и педагогические установки.
Как не бывает в жизни одностороннего влияния ни в чём, так и ребята, Половниковым воспитанные, возымели на него воздействие своими судьбами. Вместе с ними взрослевший, страдавший, радовавшийся, Митрич болел душой о совершенстве мира и неизбежно подошёл к тому рубежу, который требует выражения мыслей на бумаге. Так в нашей газете появилась серия очерков о студии и студийцах. Эти публикации выделяет редкое качество: при внешнем кажущемся несовершенстве выражения мыслей они отличаются самостью, очень личностным отношением к рассказываемому, неповторимым стилем; их невозможно редакторски поправить без очевидной потери для содержания, а это означает, что написаны они кровью сердца.
Мы все с нетерпением ждём теперь, когда Юрий Дмитриевич принесёт очередную школьную тетрадку, исписанную до последнего листочка. Нам хочется узнать поскорее, что же там, за этими строками, чьи судьбы восстанут из прожитых дней, чтобы снова заставить людей поверить в доброту и свет этого мира.
То, что Юра сам взялся за перо, сняло с меня необходимость рассказывать о его работе длинно и подробно, и я уже не чувствую себя виноватой за ненаписанное о ребятах. Мне приходилось с ними сидеть у костра, кашеварить, спать вповалку на полу, укрывшись лёгкими курточками, выбирать в деревне объект для съёмок, разговаривать
со стариками, просыпаться на рассвете от пастушьей барабанки и видеть, как медленно и широко восходит над нашей прекрасной землёй летнее солнышко.
Но того пуда соли, который побратал бы нас навек, как случилось то с Митричем, я так и не успела съесть; да теперь и не съем уже. Пришли иные времена, и знакомые мне ребята-студийцы закончили школу, разъехались кто в вузы, кто на службу в армию, даже обзавелись ребятишками. А те, которых я помню малышами, вытянулись к небу, и когда я снова смотрю на экране их ясные фильмы, мне удивительно, что во взрослом большом их теле по-прежнему пребывает чуткая и хрупкая душа; мне грустно, что больше не доведётся, похоже, соприкоснуться с её чистотой. Но мне радостно, что «Романтик» выпускает в мир таких людей. И я искренне желаю, чтобы они повстречались вам на жизненном пути.
Нина ВЕСЕЛОВА
(Газета «Вологодский комсомолец» от 15.04.1990)
ПУТИ ГОСПОДНИ
Похоже, что настал час. Впервые в Вологде – фестиваль документального кино. И впервые придётся выйти на сцену перед показом фильма по моему сценарию…
– Тебя все знали по газете, по «Вологодскому комсомольцу», – справедливо заметили мне, – и вдруг – пятилетнее молчание. Где ты? Что ты? Нужно заполнить этот пробел!
Что ж, попробуем. И начнём с далёкого теперь 1972 года, когда, покинув Ленинград, впервые я переступила порог «Вологодского комсомольца». В кармане – диплом журналиста, за плечами – никакого опыта, в душе – не понятное мне самой желание писать «о бабушках». Но можно ли о них – в молодежной газете? Можно, успокоили меня. И нашла я, после долгих поисков, свою тему – фольклор, народное песенное творчество. О его бытовании, об областных праздниках, об исполнителях и рассказывала много лет. Судьбы разворачивались передо мной удивительные, речь звучала чарующая, напевы проникали в душу незабываемые. И так жалко, так горько было, что не могут они быть услышаны со страниц газеты!..
Вот тогда я поняла, что надо всё это записывать на магнитофон. Появилась на областном радио, стала сотрудничать с ним, немало сделала передач. Слушала их сама, радовалась и – с печалью думала, что очень не хватает в этих радиоочерках человеческих лиц: ведь каждое слово в прибаутке или в песне сопровождают неповторимые жесты, смелый взмах бровей или тайный вздох. Как описать всё это, как помочь моим героям ожить?
И вот тут судьба подготовила подсказку. В 1979 году Вологду выбрали местом для очередного фестиваля любительского кино. В ту пору их активно проводило Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры, и на неё, на эту самую охрану, и ориентировало своих помощников – кинолюбителей.
Я прежде слыхом не слыхивала о таком, и камеры любительской не видывала. А тут пришлось как журналисту на фестивале этом поприсутствовать и не просто написать о нём, а – влюбиться в это дело. Нашлись добрые люди, которые, зная мою неприспособленность ко всякого рода технике, подвели за руку оператора-любителя из Сокола: вот, знакомьтесь, Юра Половников. Чтобы к следующему фестивалю был у вас свой фильм!
Ответственному человеку только приказать… Мы сняли фильм к 600-летию Куликовской битвы, затем второй – о народном хоре села Нюксеница, третий – о вологодской поэтессе Наталье Сидоровой, которая жила тогда ещё в своей грязовецкой деревушке, четвёртый – памяти Василия Макаровича Шукшина, по белозерским местам съёмок «Калины красной».
Теперь-то видно, как были эти десятиминутные фильмики наивны и несовершенны, как хромали в них и режиссура, и сценарное, и операторское мастерство. Однако присутствовали в них страстная искренность и правда, иначе не получили бы они в своё время на всероссийских смотрах всяческих премий и наград. То были славные годы, когда только на таких фестивалях можно было сказать и услышать правду о нашей истории, о загубленных памятниках и осквернённых душах людей. Там проходило, незаметно для правящих кругов, гражданское возмужание многих и многих.
Увы, и это святое дело было обречено: награждённые авторы, вложив в свои картины всё, не получали ничего, кроме преследования начальством на местах; картины показывались по существу подпольно и столь редко, что практически не имели зрителя. Но главное – качество. В наш век, когда повсюду уже заявило о себе видео, наши кинолюбители снимали и снимают фильмы допотопными камерами, на ужасной плёнке, не имея возможности их озвучить. Ничего нет досадней, когда чувствуешь в себе силы и – не можешь достойно их реализовать, ничего нет унизительней.
Вот почему однажды я твёрдо решила больше не заниматься этим делом. Не тот возраст, чтобы в игрушки играть. А о профессиональном кино и думать было смешно без образования.
Однако пути Господни неисповедимы. В те самые дни, когда я тяжко переживала преддверие своего краха, принесли мне вдруг в редакционный кабинет бумагу о наборе на Высшие курсы сценаристов и режиссёров при Госкино СССР. Набирали сценаристов не какого-нибудь кино, а именно документального. Это значит – оживший на экране очерк, это значит – истинные события с истинными людьми, это значит – правда о жизни, а не досужая выдумка, разыгранная артистами. Что может быть прекрасней? И – недоступней для меня, ведь – конкурс…
Одной комиссии приёмной известно, сколько и каких нас было на экзаменах и почему другим предпочли именно нас, двадцать пять человек со всей страны. И среди них каким-то чудом оказалась я… Видимо, свершилось то, что должно было свершиться. И об одном лишь успела я подумать с сожалением: о далёком Юре Половникове из Сокола, который так хорошо понимал меня на съёмках, как не сможет никто другой.
Первый мой сценарий, написанный в Москве, был о нюксенском хоре – о том самом, который мы с Половниковым снимали когда-то любителями и который продолжал здравствовать, словно дожидаясь своего часа. Я уверена была, что никто не сможет остаться равнодушным, прочитав о судьбах военных вдов, что всем станет ясно – нужно тут же снаряжать к ним кино-экспедицию.
Наивность провинциала! В той системе, через которую я так мечтала осуществиться, мне и мне подобным не было места и после начала перестройки. Одно лишь изменилось в ней: если раньше километры плёнки уходили на восхваление нашей действительности и прошлого, то теперь они направлялись на их же разоблачение. А гибнущее наше культурное наследие, а уникальные люди, которых с каждым годом становится меньше и меньше, по-прежнему нужны были только на словах.
Но главное – режиссёр. Это в литературе ты существуешь, даже если положил написанное в стол; а кино – его надо видеть, его надо снять. Найдётся кто-нибудь сердечный, на деревню настроенный, проникнется симпатией к моим сценарным бабушкам – воплотит на плёнке мои словеса, и будет жить моё дело, а не найдётся – умрёт оно вместе с теми, о ком так страстно хочется поведать людям.
И это – обычная судьба любого сценариста, успокаивали меня «асы», пиши и рассылай веерами по всем студиям страны, и не жди ничего в ответ; хорошо, если из десятка сценариев заметят один.
Страшно было такое слушать, страшно с таким смириться! Выходит, сначала я душу – на бумагу, а потом – в корзину?! И всю себя – туда же, в корзину, за ненадобностью?! Незаметненько так, по частям?! И ради этого я училась два года? Всю мировую классику пересмотрела, умных людей наслушалась, на мир иными глазами взглянула ещё до того, как это разрешили всем и официально, – ради чего? Конечно, знания и для литературы пригодятся, но ведь и кино делать – тоже очень хочется!
Ведь это такая сила, которую мы ещё не осознали и которая просто необходима нам, когда она положительная! И знаю я, что призвана овладеть ею, призвана. Где же, когда произошел сбой?
Главное – режиссёр. Это я усвоила. Не найдёшь своего – ничего у тебя не будет. Тем более, что теперь они сами горазды сценарии писать, авторское кино делают… Это я усвоила. И однажды, когда по-своему сердобольные люди предложили мне спасти на одной из телестудий «горящий» сценарий, от которого отказался автор, я согласилась переделать чужую работу с совершенно чужим человеком-режиссёром. Не только из-за денег, из творческого интереса тоже, но – продалась. Продалась!!! Поняла это позднее, когда поплатилась за компромисс физическим и душевным здоровьем и едва обрела новые силы жить.
Сказано: не за своё не берись, не в свои сани не садись, терпи, надейся, жди. А вот этого мы и не умеем – ждать. Ждать, когда судьба твоя повернётся к тебе лицом, когда где-то в космических недрах вызреют прозаические земные обстоятельства, в которых само собой, безо всяких твоих усилий тебе милостиво будет предложено действовать во благо личное и всеобщее. Не умеем мы ждать и хотим вершить свои судьбы сами. И других на это толкаем. Либо ставим на ком-то крест и рвём отношения, полагая, что – навсегда.
И я грешна была этим, каюсь. И за дипломный сценарий бралась безо всяких надежд – всё равно чужому человеку ничего снимать не дам, а «свой» – где он?
А он в это самое время заносил свои вещи в одну из комнат того самого общежития на Галушкина, где доживала свои последние учебные месяцы я. Это был родной мне по духу Юрий Половников из Сокола! Который вдруг отважился оставить своих воспитанников в детской киностудии и подать документы на режиссёрское отделение во ВГИК!
Вот вам и пути Господни! Никто их наперёд не знает, но тот, кто на себе испытал их непредсказуемость, ни от чего не зарекается и научается ждать…
Таким вот, несколько долгим получился у меня ответ на вопрос, чем я занималась после ухода из «Вологодского комсомольца». Писала, конечно; училась; но главное – ждала.
Теперь у моего – моего! – режиссёра вот-вот госэкзамены и – дипломный фильм. Часть его учебных работ снята по нашим общим сценариям. Но нашей главной и первой, по существу, картиной мы считаем фильм «А жизнь короткая такая», который снимался в Нюксенице и будет показан в эти дни на фестивале в Вологде. Возможно, кто-то видел его во время демонстрации по Ленинградскому телевидению 23 февраля этого года. Небольшая двадцатиминутная, но очень дорогая нам картина о горечи военных утрат, о песнях, которые лечили сердца вдов, о когда-то живых и веселых, а ныне заброшенных и вымирающих наших деревнях. Фильм, в котором мы не рассказали и сотой доли того, что лежит на сердце и что мечтается осуществить, если Богу будет угодно.
Однако и этой картины могло бы не быть, если бы не помощь нашего Вологодского отделения Советского фонда культуры, которое выделило часть средств на его создание. На эти деньги группа студентов ВГИКа смогла существовать весь съёмочный период в человеческих условиях, чего, увы, не может обеспечить своим учащимся институт кинематографии.
Говорю об этом, во-первых, в благодарность заместителю председателя Вологодского отделения СФК В. А. Жукову, в лице которого Фонд поступил так, как в прошлом поступали меценаты, – давали деньги, не рассчитывая на их возвращение, но и не жалея их для правого дела. Говорю об этом, во-вторых, в качестве призыва ко всем предприятиям, организациям, кооперативам, которые хотели бы и могут внести посильную лепту в кинолетопись Вологодской земли.
Дело в том, что недавно нашу вгиковскую картину приобрела студия «Леннаучфильм» и рассчитывает на дальнейшее сотрудничество с нами. В план будущего года внесены съёмки фильма под названием «Плачея», но вопрос с деньгами, как во всём у нас сегодня, стоит остро. Картина должна рассказать о последних северных плакальщицах, о женщинах, с которыми вот-вот канет в Лету уникальное искусство оплакивания. И в этом кинодокументе не уложиться в десять-двадцать минут, а это значит, что и затраты возрастают тысяч до восьмидесяти. Конечно, часть средств выделит студия. Но любая денежная помощь, которую желающие могли бы осуществить через Вологодское отделение СФК, будет принята с великой благодарностью. Нам верится почему-то, что вологжане, чьих родных, матерей, бабушек мы намерены снимать, не смогут остаться равнодушными.
Верится ещё и в то, что когда-нибудь на уникальной нашей Вологодской земле будет своя профессиональная киностудия, что никаким «варягам» не позволено будет совершать налёты на наши богатейшие духовные кладовые и с холодным сердцем потрошить души наших людей. У нас достанет своих сил – из тех ребят, что воспитывались и воспитываются в детских киностудиях, из тех, кого призовёт к тому чистое доброе сердце. Когда возникает спрос на таланты, появляется и предложение. А про пути Господни мы уже говорили…
Нина ВЕСЕЛОВА
(Газета «Лесная промышленность» от 19.06.1982)
«НАД ФИЛЬМОМ РАБОТАЛИ…»
Сначала мы сидели вдвоём в пустой студии, и всё вокруг казалось мне необычным. Вместо люстры под потолком – большое деревянное колесо. Около простых стульев – «царские» стол и кресло, остатки декорации. Перец нами – экран. А рядом – сказочный теремок, в котором уложена аппаратура и спрятан… самовар.
Руководитель детской любительской киностудии «Романтик» Дворца культуры Сокольского ЦБК Юрий Дмитриевич Половников показывал фильмы.
… «Вот моя деревня». Этот фильм «романтики» сняли прошлым летом. Там такой текст вначале: «Вот моя деревня. Точнее, не моя — там жили мои бабушка и дед…» Простыми словами ведётся рассказ о том, что уезжают люди из деревни, пустеют дома. А мальчишечка, герой картины, не понимает, почему надо стремиться в город, если в деревне так тихо и уютно, и можно бегать босиком по траве, а вечером за околицей часами смотреть на пламя костра.
Серьёзная проблема, увиденная глазами ребенка, осмысленная с позиции доброты. Чуть замедленная съёмка: здесь не надо, как в городе, спешить. Внимание к каждому дому, каждому лицу…
Сдержанный вначале, Половников разговорился к середине беседы. Стал объяснять, что скрыто за каждым кадром, как снимали фильм, как его монтировали.
– Монтаж – это, конечно, важно. Мы с ребятами про него всё время говорим. И всё-таки главное – суть, содержание. Себя нужно в фильме открыть, понимаете? Определить своё отношение к миру… Вообще-то мы здесь проводим каждый вечер. Уже семь лет. И дома у меня собираемся. Можно сказать, родными стали.
Юра прервал свой рассказ. Замелькали на экране кадры из другого фильма, созданного ребятами.
…Малыши слепили из пластилина фигурки – утят, котят. Кто что смог. Фигурки стояли на столе, и детям очень хотелось, чтобы они ожили.
Глаза. Детские глаза в ожидании волшебства. И чудо свершилось: ожили, зашевелились пластилиновые фигурки…
– Фильм «Живой пластилин» идёт всего 45 секунд, – заметил Половников, – но как много умудрились сказать его авторы!
– Кто снимал его?
– Наши младшие. Это их первый фильм. Молодцы, не правда ли?
Дверь студии приоткрылась:
– Никого ещё?
Митрич представил:
– Познакомьтесь, это Саша Чекалёв.
После Чекалёва пришли другие ребята. Кто-то позаботился о чае. Кто-то раздобыл печенье. Несколько ребят вместе с Юрием Дмитриевичем стали колдовать над аппаратом. Показ фильмов продолжался.
… «Белозерск». Строгие и чистые линии архитектуры старинного города. И снова внимательный добрый неравнодушный взгляд. Фильм Саши Чекалёва.
– Мы его в Тбилиси на Всесоюзный фестиваль детских любительских фильмов возили. Получили диплом, – заметил он.
– А часто бываете на фестивалях и смотрах?
– Часто.
– Но только в Тбилиси как-то по-особенному было, – сказал Вадим Горохов. – Там столько интересных людей оказалось! Стольких новых друзей мы нашли! Вообще-то у нас по всей стране друзья. В Кишинёве – студия «Флоричика». В Москве – «Аистята». В Нальчике – «Салам». Есть они и здесь, в родном Соколе. Мы ведь свои фильмы в школах показываем. И на бумажном комбинате тоже были.
Мы разговорились с Вадимом. А в это время на экране появились кадры незаконченного фильма о поездке в Москву. Саша Скляр, Виталик Земнюхов, Миша Макаров и другие ребята заспорили, что лучше: показать Останкинскую башню вначале или под конец? Размышляли, как быть, если Калининский проспект снят днем, а башня — вечером? Юра что-то спрашивал. Критиковал.
– Посмотрите! Посмотрите на Митрича, – шепнул мне Вадим. – Строгий судья! Пока снимаем фильм, никогда не мешает, не дёргает. Но потом!.. Знаете, когда сняли «Вот моя деревня», он, по-моему, первый раз сказал «хорошо», а не «нормально». Это был такой праздник!
Юра, тем временем, уже «крутил» фильм о Соколе и Сокольском ЦБК, где работают родители большинства ребят и в чьём Дворце культуры существует студия.
Потом Митрич так прокомментировал эти кадры:
– Не обязательно ходить за тридевять земель. То, что рядом, тоже надо уметь видеть.
И снова на колесе под потолком погасли цветные лампочки. И ожил экран.
… «Мальчик и фрегат». В фильме снимался Дима Ульянов.
Маленький мальчик с самодельным корабликом идёт по тропинке. Щурится на солнце. Улыбается цветам и деревьям. Ему нужно отправить кораблик в плавание.
Вот река. Уплывает в прекрасный мир под солнцем фрегат – один уплывает, без мальчика. Мальчик улыбается и машет вслед рукой.
Эту работу показывали по Центральному телевидению. По-местному постоянно идёт и этот, и многие другие фильмы детской студии.
– Дети с детьми всегда договорятся. И увидеть сумеют друг друга так, как не увидят взрослые, – сказал Митрич.
А когда мы остались одни – ребята ушли на концерт, – продолжил:
– Первую плёнку я всегда сам им проявляю. Чтобы не разочаровались, не бросили занятия в студии в случае неудачи. А потом уже начинается «опыт собственных ошибок». Я никогда не отвлекаю их своими советами непосредственно во время съёмок фильма. Не хочу навязывать своё мнение. У меня ведь совсем иные фильмы. Они у каждого – свои.
…Юрий показал мне «Семёновну».
Это третий фильм, который Юрий Половников сделал вместе с журналисткой Ниной Веселовой. Задумывался он как фильм о фольклоре, а стали снимать – поняли, что нужно сказать гораздо больше. И переплелись на экране частушки военных лет и фотографии погибших на фронте мужей, слезы воспоминаний и тревоги нынешнего дня…
– Всякие ребята в студию приходили, – закончил Юрий Дмитриевич. – И те, что на учёте состояли в детской комнате милиции, и такие, что до «Романтика» были вместо пугала в школах. Многое изменилось с тех пор… Самое большое счастье для меня – это то, что они все стали добрее друг к другу. Ко всем людям. Научились этой доброте. В нашей студии.
И. ГУРОВА, спец. корр.
Вологодская область.
(Газета «Сокольская правда» от 8.04.1992)
КОГДА СНЫ СБЫВАЮТСЯ
Пророчество судьбы или… Из юного-юного детства он помнит сон, что снимает фильм. Даже пейзаж, который нарисовало тогда воображение пятилетнего ребенка, сохранился в памяти до сего дня…
Для друзей и знакомых он Митрич, более официально Юрий Дмитриевич Половников. В Соколе его знают как основателя детской киностудии «Романтик». Сейчас её бывший руководитель стал профессиональным режиссёром-сценаристом.
Иметь вузовский диплом – это одно. Обладать талантом, быть творцом – это совершенно иное.
Об этом человеке требуется рассказать, чтобы его знали многие. Никому не известно, что подарит судьба Митричу в дальнейшем, но то, что природа вложила в него талант, а в придачу дала поразительную работоспособность, это ясно уже сейчас.
Сохраним ли мы для своей Вологодчины её сына или вынудим искать место поуютнее и поприветливее?
У нас всегда запоздало начинают говорить о людях незаурядных, а бывает, совсем поздно. Беспокоимся, дабы восхвалением не испортить, критически смотрим на эпизоды из жизни, на личные качества – пуритане, одним словом.
Не с наших времен это повелось, о том ещё гласит афоризм Козьмы Пруткова: «Что имеем не храним, потерявши, плачем». Не заплакать бы в очередной раз…
Этот материал складывался нелегко. И многое, слишком многое в него не вошло. Другие бы люди, знающие Юрия Половникова, по-другому бы написали, дополнили рассказ…
* * *
Любовь ВОРОБЬЁВА
(Газета «Вологодский комсомолец» от 15.04.1990)
«ЗОВИТЕ ПРОСТО МИТРИЧ…»
Мы познакомились в редакции «Вологодского комсомольца» много лет назад. Помню, как навстречу шагнул улыбчивый, ясноглазый парень и заговорил так, словно знакомы мы с ним с незапамятных времен. Его открытость и искренность располагали сразу. Я была наслышана о нём, о его студии любительского кино в Соколе, снимавшей фильмы, отмеченные наградами на разных российских и союзных фестивалях любительского кино. Он казался человеком благополучным и счастливым, каким только и может быть человек, занимающийся любимым делом и признанием не обделённый. О том, что благополучия не было и близко, узналось много позже.
«–Я был профессиональным фотографом, но качество работы никого не интересовало, требовался только план. Ушёл на станцию юных техников, организовал кружок юных фото и кинолюбителей, потом появилась студия «Романтик», нам дали помещение. Но в комнате кино не снимешь, и большую часть времени мы проводили на улице. Старался раскрепостить ребят, и без того проводивших большую часть жизни в помещениях. А мне перестали выплачивать зарплату.
Устроился во Дворец культуры ЦБК, ребята уже втянулись в кино и уходить не собирались. Много снимали, постоянно хотели учиться, обмениваться опытом с другими любителями, впервые поехали на всесоюзный фестиваль. Потом поездки, награды, дипломы стали привычными для нас, но не для начальства, ведь руководитель должен быть прежде всего послушным. И хоть выделили большое помещение, о котором всегда мечтал, остаться там я не смог. Чувствовал, что надо учиться самому, не топтаться на одном месте».
ВГИК – это на весь мир знаменитый киноинститут, где преподавали Эйзенштейн и Довженко, Ромм и Герасимов, где учились почти все корифеи советского кино, – мир особый и властно влекущий к себе молодёжь со всех уголков земли. И это – без преувеличения. Знаменитый и скандально ославленный в прессе, основательный и лёгкий одновременно, институт напрочь не признавал никакой обязаловки. Никто не контролировал посещение занятий (зачем контролировать, если в одной аудитории «крутят» Пудовкина, в другой Годара или Ренуара), и хочешь, да не уйдёшь. И так с 9.00 и до 21.00 ежедневно и ежегодно,
Конечно, так жили и учились не все. Многие просто радовались жизни и самой возможности легко отсутствовать там, где надо вроде бы быть. Соединить такой ВГИК и трудягу Половникова вряд ли удалось бы даже во сне.
Но он пришёл, поступил с первого захода и не потерялся в пёстрой, яркой, шикарной институтской толчее. Совсем наоборот. Очень скоро стал фигурой заметной, популярной, почти фольклорной. «Митричу» – кратко обозначено на конвертах и телеграммах, и любой дежурный без заминки сунет их в ячейку на букву «П».
Говорить и рассказывать об институте можно бесконечно. Интересно, как менялось отношение Митрича по мере приобщения к миру большого кино.
«Был у меня перед ВГИКом критический момент. Я понимал, что в любительском кино накоплено столько, что хватит на долгую жизнь в кино профессиональном. Устал бороться на одном месте, стал повторяться, а отказаться от кино совсем не было сил. Решил: попробую во ВГИК, не выйдет, переживать не буду. Поступление началось с потери всех документов. Их нашли позже у ректора среди поступивших. И это был добрый знак.
Ребята, поступавшие со мной, большей частью были хорошо начитаны, но не имели никакого жизненного опыта. Пугались, боялись признаться, если что-то было им неизвестно. Я же, если не знал – признавался, я ведь и пришёл, чтобы узнавать, учиться. Хотя долго чувствовал себя среди москвичей чужим. Для себя сразу решил – главное быть самим собой. Всегда, в любых обстоятельствах. «Не умничайте», – часто говорил нам на занятиях наш мастер Виктор Лисакович. То есть, будьте естественны, будьте собой».
В той волне критики, что захлестнула институт в последние годы, ясно различимо и рациональное зерно. В ней сформулированы серьёзные претензии к качеству обучения и уровню выпускаемых специалистов. Каково у Митрича соотношение претензий к себе и ожиданий от института?
«– Знаешь, не люблю этих разговоров: дают – не дают. Учиться, снимать, становиться профессионалом. Все, что давали, мне было надо. Я ходил на все лекции, знал, что больше не получу нигде. Очень рано понял, что надо просто работать и постоянно себя подгонять. Самому. Даже мастер это делать не будет. Многие не успевают сделать одну съёмочную работу, ты умудряешься и делаешь за год две. Учился принимать критику и справляться с ней.
Сама знаешь, институт открыт с 9 утра до 23-х каждый день. Работай – никто не выгонит. Можно в любой момент уйти, закончить, и в 2, и в 5, смотря зачем ты сюда пришёл. Можно не ходить на лекции, сдавай экзамены сам. Можно просто пребывать годами, и никто не научит. Могут направить, поспорить с тобой, подсказать, но не научить. Хотя прилежание и талант могут и не сочетаться, и художник может сформироваться в атмосфере весёлого ничегонеделания. Я же люблю посидеть в монтажной, поработать с материалом, срастись с ним, и тогда что-то начинает получаться».
Эти сидения в монтажной скоро стали любимым предметом уважительных толков о Митриче. Шестнадцать этажей вгиковского общежития на Галушкина поздно зажигают огни, где-то после 22-х. Когда всё кончается в институте, когда заканчиваются спектакли в театрах, оживают коридоры и блоки (своеобразные двухкомнатные квартиры). Но бесполезно искать среди переполненных впечатлениями спорящих Митрича. Нет его и за весёлыми трапезами. Его даже пожарники после 24 часов не выгоняют из учебной студии, где не раз доводилось ему заснуть за монтажным столом. Такая негромкая ненатужная преданность делу неизменно вызывала симпатию и у мастеров, и у студентов из тех, что тоже пришли, чтобы стать профессионалами.
Но как учиться, если так бедна учебная материальная база? Как тут станешь профессионалом?
«– Конечно, материальная база очень слаба, и просто чудо, если что-то удастся снять японской камерой. Но ведь когда учились Шукшин, Тарковский, эта самая база была такой же. И потом, на студиях много чего есть, а фильмов приличных часто нет. Я из ничего сделал фильм о нашем популярном кинокомике Григории Милляре, работая допотопным «Конвасом». Думаю, студент должен попробовать всё. А потом, ведь всегда рядом другие мастера – Марлен Хуциев, Квирикадзе, Тодоровский, подходи, спрашивай, учись. Учиться вообще-то не легко, трудно сделать своё кино, сохранить себя, чтобы снимать своё».
– Вот ты вышел на диплом, каков для тебя главный итог этих лет?
«– Я думаю, надо постоянно заниматься и идти дальше. Делать больше картин и больше… ошибок. Постигать пластику монтажа и секреты темпоритма. Слушать, как оценивают и воспринимают, и делать своё. Никогда не идти на поводу».
«Талант к человеку приходит через многообразную работу мыслей, через его мужество уметь думать и жить». Эта серьёзная цитата из большого материала Митрича в институтской многотиражке «Путь к экрану» как нельзя полно выражает рабочее кредо её автора. Юра всегда снимал много, постоянно и жадно. Пока кто-то делает одну ленту, он успевает несколько. А ещё щедро и неутомимо помогает всем, кому трудно. Африканцам, что не могут ещё и сформулировать что-то по-русски, пишет заявки на сценарии, тем, кто не ладит с монтажом, – помогает клеить и находить в этом неожиданно появляющийся смысл. Главное – работать, много делать самому.
Первой в институте высоко оценённой работой был совсем короткий репортаж о народных промыслах. Странный мир человеческой фантазии, в котором жизнь материализуется в резных домах, странных и причудливых дымниках, в искусно сплетённых лаптях, был с большой точностью, теплотой и смыслом перенесён на экран.
Маленький фильм-портрет популярного кинокомика, нашей классической Бабы-Яги Георгия Милляра складывался долго и непросто. Результат же порадовал всех. Отличная оценка в институте и приобретение картины музеем истории кино.
Третий фильм «Чик-трак» поставлен по очерку Владимира Панцырева в «Комсомолке». Искорёженные судьбы подростков, отбывающих наказание в колонии в Суде. Жестокость, озлобленность, тупик. Их внутреннее состояние он чувствовал, понимал, знал. Это ощутимо по сделанному.
… Следующая работа, созданная также на учебной студии ВГИКа, стала этапной и для начинающего режиссёра, и для Нины Веселовой, к тому времени уже ставшей профессиональным кинодраматургом. Она только что закончила Высшие курсы сценаристов и режиссёров при Госкино СССР. Они оба, Юрий и Нина, давно были привязаны к участницам народного хора из села Нюксеница, удивительным русским женщинам, вдовам Великой Отечественной, вынесшим все тяготы и испытания и сохранившим в себе доброту и свет.
Фильм, получивший в окончательном варианте название «А жизнь короткая такая», удивил уверенным и зрелым профессиональным уровнем и был куплен студией «Леннаучфильм».
«– Жаль, что невозможно вмешаться в судьбы героинь. У нынешней деревни нет пути, да и деревни-то нет. Она умирает вместе с этими старухами. Вот если бы удалось сохранить их творчество, их песни, сделать народным достоянием…
Там же, под Нюксеницей, встретил ещё одну удивительную старуху. Этой женщине по имени Серафима будет посвящён новый фильм, который представлю на диплом.
Наверное, задача любого художника – зафиксировать то, что живо, что еще живёт, осмыслить эти главные категории «жизнь-смерть».
Наша Серафима не видела жизни, потеряла мужа и детей. Ждёт смерти. Говорит о жизни как-то отстранённо, будто сама и не живёт уже. Но идёт от неё мощный ток духовной энергии, который даёт силу тем, кто рядом. Она в чём-то счастливее нас – не читает, не пишет, на смотрит телевизор, не слушает радио. Голова её свободна от мусора текущих дней. Оттого не обидеть ей человека, не отозваться ни о ком плохо».
– А после что будет, после диплома? Есть уже конкретные планы?
«Их много. Хотел бы снять «Плачею», попытаться понять судьбу России, её культуры через плач как форму выражения народного духа. Хотел бы снять фильм о Дионисии».
– И взять «Андрея Рублева» Тарковского как своеобразную точку отсчета?
«– Зачем? Это будет другая картина, о другом человеке, богомазе с другим мироощущением. А фильм Тарковского я очень ценю, но это другое русское кино».
Юра выстроил огромный, уже основательно обдуманный свой будущий творческо-послужной список. Я слушала его и вспоминала большой список уже сделанного, и с каждой минутой его уверенность передавалась мне. Он сумел стать отменным профессионалом вопреки не всегда благоприятным обстоятельствам. Он вправе рассчитывать на серьёзную работу и значительный результат.
В дневнике о своей режиссёрской практике он записал:
«Люди говорят, что энергия человека не исчезает, она помогает другим жить на земле. Возможно, так вот и моя судьба теперь в чьих-то не ведомых мне рунах. Я живу, страдаю, радуюсь, и от этого мне хорошо. Я сам понимаю, что должен много работать, очень много. Только от этого спокойней на душе. Но работать надо так, чтобы не причинять никому боли. Труд должен быть светлым и добрым».
Кажется, что на первых порах Митричу это вполне удаётся. У режиссёра Юрия Половникова большие планы и конкретные приглашения со студий, ведь кинематограф стремится перейти сейчас на контрактную основу. Хочется, чтобы задуманное без больших трудностей воплощалось в новые фильмы, чтобы они были нужны тем, для кого он так самоотверженно трудится. Ведь никто не снимает за него его кино!
Мы в соц. сетях