Тихая моя Родина…
Я начала работать на Свердловской киностудии летом 1989 г. Свердловская киностудия была в то время огромным творческо-производственным организмом – единственной в России студией, выпускавшей все – художественные, документальные, научно-популярные, учебные, анимационные фильмы, киножурналы (с кинокорреспондентскими пунктами в пяти областях Урала и Сибири и двух республиках: Удмуртии и Башкирии). Да, и еще множество так называемых «заказных», оплачиваемых предприятиями и ведомствами, фильмов. Такие многопрофильные студии (часто с гораздо меньшим объемом производства) были только в союзных республиках.
И это был период, когда работа кипела во всех и творческих, и производственных подразделениях: в фойе главного здания (сейчас здесь – универмаг) днем и ночью толпились «творцы», с жаром обсуждавшие предстоящую (или законченную) съемку. География съемок была широчайшей – от Дальнего Востока до… всей остальной страны, да что страны – всего остального мира…
В монтажных – а это отдельное здание – днем и ночью можно было застать и монтажера, и режиссера, и редактора…
В цехе проявки пленки (сейчас здесь офисный центр) днем и ночью ползли из машин проявленные негативы и напечатанные позитивы.
Да, что говорить, когда в художественной редакции, руководил которой Геннадий Бокарев (по его пьесе «Сталевары» только что поставил знаменитый спектакль во МХАТе Олег Ефремов), работали в то время и классик Ярополк Лапшин (режиссер таких признанных шедевров как «Угрюм-река» и «Приваловские миллионы»), и недавно закончивший «Безымянную звезду» (с Анастасией Вертинской и Игорем Костолевским в главных ролях) Михаил Козаков, и стремительно набиравший творческую форму Владимир Хотиненко, и Владимир Лаптев, и Николай Гусаров… И все это было тут, в цехах, павильонах и коридорах студии. Здесь, по этим коридорам, стремительно шли, прожигая взглядом попадавшихся навстречу актрис, редактрис и монтажниц с коробками пленки в руках, Николай Еременко и Сергей Безруков, Леонид Кулагин и Владислав Стржельчик, Людмила Чурсина и Людмила Хитяева…
В огромном костюмерном цехе швеи неустанно шили костюмы к новому фильму. Рядом – парикмахерши стригли актрис или примеряли им парики. Операторы – Владимир Макеранец, Анатолий Лесников, Анатолий Стремяков, Владислав Тарик, Всеволод Киреев, Игорь Персидский, Юрий Дуринов, Вячеслав Еврилов, Владимир Загородских, Рудольф Мещерягин, Владимир Монастырский и другие «мастера камеры» часами спорили друг с другом по поводу световых решений, «ракурсов» и прочих «фокусов»…
В просмотровом зале, где группы смотрели и проявленный «материал», и готовые кинофильмы, трудно было найти лишние полчаса для нашего хроникального материала. Надо было заранее подать в так называемый «Стол заказов» заявку, чтобы тебе нашли место в плотном графике кинопросмотров.
Постепенно появлялись «новшества»: так, одно из тон-ателье снял вышедший из тюрьмы известный бард Александр Новиков. Тут же толпились будущие рок-знаменитос-ти Владимир Шахрин со своей группой «Чайф», Вячеслав Бутусов («Наутилус-Помпи-лиус»), братья Самойловы из «Агаты Кристи»…
Жизнь на студии еще кипела, еще била ключом… Огромный коллектив – более 500 человек – делал все, чтобы фильмы Свердловской киностудии были сняты на самом высоком уровне. Жестко соблюдался и график съемок, и график монтажа, и так называемой «перезаписи», когда все звуковые компоненты сводятся на одну пленку. Это делалось в специальном тон-ателье – огромном помещении, в котором любой лишний шорох был слышен звукооператору.
Киножурнал «Советский Урал», редактором которого я была принята, выпускался еженедельно творческим объединением «Надежда» (руководил которым Валерий Савчук). За журналом были закреплены две постоянные монтажные, в которых работали Вера Курош и Валентина Брусницына. Кинокорреспонденты из Пермской, Тюменской, Челябинской, Свердловской областей, Ямальского края, Башкирской и Удмуртской республик высылали свой материал, из которого режиссеры монтировали номера киножурнала.
Надо сказать, что работой на киножурнале не брезговали самые «крутые» режиссеры неигрового кино. Время от времени журнал выпускали Сергей Мирошниченко, (ставший сейчас профессором ВГИКа, лауреатом Государственных премий, режиссером замечательных кинокартин), Борис Кустов (тоже обладатель множества наград, в том числе международных), Герасим Дегальцев (его фильм «Кто косит ночью» участвовал в Берлинском и множестве других фестивалей), Владислав Тарик (открывший комедийный жанр в документальном кино, режиссер удивительно светлых картин), Андрей Анчугов (выпустивший несколько ярких фильмов и рано ушедший из жизни), Людмила Уланова (заметно заявившая о себе), охотно работал над киножурналом Андрей Железняков (обладатель множества престижнейших кино-наград). Журнал, в то время уже не закованный в рамки определенных форм, давал возможность каждому попробовать себя.
Операторы, редакторы и свободные режиссеры, в том числе режиссеры самого киножурнала – Татьяна Васильева и Лариса Ионина – все «по гамбургскому счету» обсуждали каждый выпуск «Советского Урала». Выпуску присваивалась категория, которая влияла на оплату труда тех, кто участвовал в его создании, и вообще давала ориентиры.
В «Надежде» в то время работал и Алексей Федорченко. Сейчас он известен как режиссер художественных фильмов, включенных в программы разных фестивалей (Венецианского, например), а тогда, после окончания экономического факультета Уральского политехнического института, работал в «Надежде» экономистом. Много позже окончил ВГИК и начал снимать свое, не похожее ни что кино.
В соседней редакции научно-популярного кино тоже кипела жизнь. Прекрасные фильмы, один за другим, выпускал Анатолий Балуев, заслуженно ставший лауреатом Государственной премии. Руководил «науч-попом» Октябрин Балабанов (отец знаменитого впоследствии Алексея Балабанова, который частенько заходил на киностудию и, по-моему, даже работал там какое-то время в операторском цехе).
В анимационном кино блистали Владимир Петкевич (уехавший вскоре на родину в Белоруссию), Алексей Петров (лауреат премии «Оскар» за фильм «Старик и море»), ярко работали Алексей Караев, Валентин Ольшванг, Оксана Черкасова и множество других замечательных аниматоров.
В семи регионах Урала и Сибири действовали корпункты, оборудованные всем необходимым: помещением, кинокамерой, автомашиной. В штат, кроме оператора, обязательно входили и ассистент, и водитель. Как редактор я постоянно держала с операторами связь, определяя, что может, а что не может быть предметом съемки.
Событий (причем, событий, круто менявших жизнь страны) в то время было предостаточно. Это был период, когда накопившемуся раздражению от несоответствия того, что говорилось «сверху», тому, что делалось и сверху, и снизу, был найден выход: «дискуссионные трибуны» (в Екатеринбурге такую возглавлял Геннадий Бурбулис), митинги и собрания, гневно клеймившие «партократию», призывавшие сбросить прогнившее ярмо и открыть дверь Свободе. Застоявшийся народ рвался сбросить разложившуюся власть и обновить жизнь. Ситуация усугублялась резким снижением уровня жизни: на предприятиях месяцами задерживалась зарплата, полки магазинов сверкали пустотой, массы народа нищенствовали, на улицах городов появились ряды людей, торговавших продуктами и товарами. И все это мы, хроникеры, снимали. И все это и то, как демонтировали лозунги, звавшие «Вперед к к…», и то, как растерянно стояли у закрытых проходных люди, и очереди, которые расшвыривала милиция, всё становилось сюжетом киножурнала.
Конечно же, предметом нашего спецвыпуска стала ситуация с Ельцыным, которого вывели из состава ЦК и предоставили себе… и накаленным к тому времени массам, Ельцына обожавшим. Конечно же, был спецвыпуск о приезде в Свердловскую область Горбачева – ироничный киножурнал, вышедший еще до того, как в обществе сформировалось негативное отношение к самому генсеку. Снимали это операторы Анатолий Трегубов и Владимир Монастырский. Монтировала киножурнал Татьяна Васильева. Были выпуски из Тюмени (собкор Анатолий Круговых) о встрече патриотической оппозиции, пытавшейся затормозить разрушительные процесссы. Из Кургана Виктор Литвишко слал материалы о ситуации в сельском хозяйстве. Пермский собкор Валерий Горшков снимал все, что происходит в Пермском крае…
Мне, да и другим людям, работавшим на киножурнале, было ясно, что кинохроника — это тот документ эпохи, который востребован не только сейчас, он будет востребован и в будущем. И достоверно (достовернее, чем многие воспоминания, окрашенные личным отношением) расскажет о том, что происходило в это время на самом деле. Это не значит, что оператор или режиссер ,монтирующий журнал, каким-то образом освобож-дались от своего личного отношения к происходящему. И могли «объективно» нести в массы то, что видели. Споры по этому поводу на одном из собраний в Московском Доме кино меня удивили: быть может, потому, что я пришла на студию в это, «перестроечное», время, и не видела, как, возможно, кромсали личное отношение авторов редакторские ножницы, но была убеждена, что главное в хронике — правда. Что мы снимаем и пока-зываем то, что происходит на самом деле. А то, как это подается, — дело режиссера.
Оппоненты говорили, что тогда это не киножурнал, а фильм… Пусть это называется как угодно. Главное — чтобы это было правдой (пусть и окрашенной личным отношением авторов).
Кроме журнала, объединение «Надежда» ежегодно выпускало от 8 до 10 документальных фильмов. Мне тоже было предложено написать сценарий документального фильма. И вскоре на представительном худсовете, в который входили и Борис Кустов, и кинодраматург Борис Евсеев, и известный режиссер, лауреат множества фестивалей Борис Урицкий – автор кинотрилогии об эмигрантах, после революции бежавших из России в Китай (он и сам родился в Харбине), фильмов о Юрии Любимове и его «Таганке» и многих глубоких, исследовательских фильмов об истории России,- сценарий был одобрен и запущен в работу. Режиссером фильма стала Татьяна Васильева.
Мотаясь по областям и республикам, в которых были корпункты, я должна была помогать собкорам-операторам отбирать в происходящем главное. А главным было (как стало ясно чуть позже) не улучшение того, что было. А полный демонтаж и слом всего…
И на студии к 1992 г. произошло немало изменений: резко сократилось финансирование игровых фильмов, меньше стало учебных работ, обнищавшие предприятия перестали заказывать «ведомственные» фильмы. В это время и в редакции документального кино возникла мысль закрыть киножурнал, а снимать больше документальных фильмов (за счет освободившихся «единиц»).
Киножурналы? То, что отражает время?
Внутренняя борьба закончилась тем, что студия документального кино «Надежда» распалась надвое. А потом и натрое.
Возникло объединение «Кинохроника», за которым остались журналы… и, кроме того, была подана заявка в Госкино на документальный фильм о распаде страны.
Заявка прошла. И уже осенью 1992 г. мы приступили к съемкам большой, полнометражной картины. Надо сказать, что тогда – не то, что сейчас: один кофр с камерой и всем прочим – и можно работать, тогда оборудование занимало целое купе. А кроме оператора и звукооператора, должен быть ассистент, супермеханик (человек, обслуживающий синхронную камеру), администратор, ну, и режиссер – пять человек, как минимум.
Страна в 1992 г. бурлила. Останавливались предприятия, рушились научные институты. Отделялись союзные республики. На улицах городов появились ряды людей, торгующих всякой всячиной, очереди в магазинах превысили все разумные пределы. Из республик хлынули в Россию русские люди, изгнанные местными националистами… В России, на исторической родине, эти квалифицированнейшие специалисты оказались никому не нужны. Миграционная служба бросила на окраины русских городков несколько сотен вагончиков – и все, этим помощь страны своим согражданам, оказавшимся без кола, без двора, без имущества, да еще и без работы и перспектив, ограничилась. Живите, как хотите!
К осени 1992 г. поползли слухи, что тогдашний министр иностранных дел А. Козырев готовит документы о передаче Курильских островов Японии. На Курильские острова мы и вылетели в первую очередь. И действительно, жители островов (многие, многие) яростно боролись с этой «перспективой». Да, были те, кто тут же начал «ловить рыбку в мутной воде», но… общий настрой был иным…
Правда, становилось понятно, что и на островах не будет уже так же стабильно, как раньше. И все, кто мог, кому было куда, начали покидать территорию.
Сказочная красота этих мест, когда мы взлетели и сделали широкий круг над берегом и океаном, казалась застывшей и нереальной.
Следующий выезд, уже в ноябре, был в Абхазию, в Приднестровье и вообще на юг страны, где тоже пылали конфликты.
Долгие годы мы жили в мирной стране… не верилось, что где-то действительно могут грохотать взрывы и рваться снаряды. Да, что-то (но очень скупо) показывало телевидение… но чтобы это было на благословенном юге, в Абхазии – нет… Так думали мы, когда ехали по территории этой республики берегом моря, и мандариновые сады приветливо покачивали оранжевыми плодами. Правда, водитель нашей машины передернул затвор автомата и положил его себе на колени, когда мы уселись… мы «передернулись», но подумали, что это – избыточная предосторожность. Наивные люди!
После полудня машина довезла нас до границы. Ниже, в Сухуми, стояли грузинские войска, а здесь была наша военная база. И только за нами закрылись ворота, из Сухуми, с воем и грохотом, разрывающим перепонки, рванули снаряды. Сюда, на базу, в село под горой, вдаль на дорогу… Нечеловеческий, парализующий звук! Дома в селе разлетались, как кубики! «Град!», – крикнул водитель. И помог нам спуститься в убежище, где стояли, прижавшись друг к другу, женщины: армянки, грузинки, абхазки, русские… – они жили здесь: дома их были разгромлены.
«Даже немцы,– сказала одна из них, – не уничтожали так мирных людей, хотя они считались такие-сякие! Я всю войну здесь была, но такой страсти не видела! – Так он (Шеварднадзе) и говорит: уничтожу всё! И всё!»
Я не помню, как закончился этот обстрел. Как мы выехали из части. Помню только, как остановились у аллеи, ведущей на передовую, и водитель сказал, что если мы хотим на самую передовую, нужно бежать, виляя между деревьями. Оператор обреченно посмотрел на меня, и я сказала, что на самую передовую мы, пожалуй, не побежим.
С деревьев то и дело падали ветки, срезанные выстрелами. Но нам после воя и грохота артобстрела это было ничуть не страшно. И потом, когда нас поселили в пионерском лагере, набитом людьми в камуфляжной форме, тоже не было страшно. И позже, когда мы шли через парк, а сверху падали срезанные пулями ветки, страшно уже не было. Душераздирающий звук «Града» затмил все.
В Гаграх нас поселили в пустом санатории, в котором когда-то отдыхали члены Политбюро. За неделю до нас здесь жили грузинские боевики: все коридоры и дорожки были усыпаны гильзами. Мы сняли разрушенные улицы и дома, скелет убитой коровы, женщин, растерянно стоящих возле руин… Вечером на этаже дежурила врач. Сидела у настольной лампы, что-то писала. Посмотрела на нас, как на сошедших с ума… Как выехали из Абхазии, я не помню…
Я помню уже Ростов-на-Дону. Разговор с казаками, приехавшими из Приднестровья. Их страшный рассказ о том, во что превращается человек, одурманенный ложной идеей… О том, что делал такой человек с людьми там, в Приднестровье… Все это казалось невероятным: как у нас оказалось столько людей, готовых ненавидеть и убивать. Когда успели провести эту работу по расчеловечению… Кто это делал?..
Мы были и в Приднестровье, еще разрушенном, но уже свободном. Лица детей, окруживших учительницу, рассказывавшую нам о том, что было здесь полмесяца назад, когда стреляли снайперы и рвались снаряды, забыть невозможно. Здание школы, испещренное осколками… Памятник Пушкину, разрушенный снарядом.
Сняли кладбище, на котором прибавились сотни могил… Террориста, рассказавшего, как готовил изощренные убийства… И человека, в ополчении сражавшегося с убийцами. А через кладбище, мимо свежих могил, шел человек с косой.
Комментарий владыки Санкт-Петербургского и Ладожского отца Иоанна, рассказавшего и о раскулачивании, и о героической борьбе народа в Отечественной войне, и о том, что все происходящее – борьба Тьмы и Света. И каждый из нас должен выбрать, на чьей стороне он стоит. От этого, только от этого будет зависеть будущее.
Хроникальные кадры с Горбачевым и Ельцыным (мы снимали их, когда тот и другой приезжали в Екатеринбург) много сказали нам и о том, и о другом.
Писатель Александр Проханов емко и образно изложил свое видение происходящего: «Что бы ни было, снять уныние! Мы победим, несмотря ни на что!»
И – беженцы! Русские беженцы, выгнанные из всех республик!
Поселение в Липецкой области. Окраина деревни! Здесь две сотни семей, бежавших из Казахстана. Да, и из Казахстана люди спасались бегством! Учителя, врачи, ученые… В вагончиках…
Александр Афанасьевич Капица, ученый-физик, кандидат наук из Алма-Аты, живет в комнатке сельского Дома быта. Хорошо еще, в школе была вакансия физика… Преподает…
— То, что произошло с нами – страшно, как в годы войны. Ведь искренно ж, искренно во время войны люди отдавали жизнь за родину. Я уверен, что и сейчас бы отдали. Но сейчас просто никто не знает, куда идти! И что происходит!
Вот это, пожалуй, самое главное! Понять, что происходит! Понять, куда идти! Все-таки того, что происходило в перестроечные времена на самом деле, народ не ожидал никак. За долгие годы борьбы, побед и поражений, при всех «колебаниях» и «отклонениях», при всем даже в последние (брежневские) годы «расшатывании» устоев и перерождении, а то и вырождении многих и многих представителей номенклатуры, сохранялась иллюзия возможности построить справедливое в своей основе общество.
А тут – все кувырком. И где она – направляющая и указующая верный путь рука? Все, что было, объявлено блефом. Собственность, создававшаяся горбом и трудами миллионов людей, стала добычей двух десятков приближенных к «трону». Прибыль аллюром понеслась за границу и лежит в заграничных банках. А здесь – нефтегазовая труба, принадлежащая Бог весть кому. Грошовые бюджетные зарплаты. И все!
Пожалуй, именно приведение к единообразию, которому руководящая партия отдала столько сил и жертв, ожидание, что «сверху» видней, а снизу и не рыпайся, и то, что явно преступного ухудшения жизни не наблюдалось в стабильно-советское время, стало одной из причин «доверия» к властям предержащим, которых «перестроечное» время перевербовало.
Как бы то ни было, фильм был снят. Сдан. И даже был показан по ТВЦ в день гибели Листьева.
А о беженцах из Казахстана, поселившихся в Липецкой области, в селе Ломовом, через четыре года мы сняли еще один фильм. Ехали в надежде увидеть, что жизнь наших «переселенцев» изменилась к лучшему, а увидели, что может сделать даже со слаженным, объединенным общим горем и общими проблемами коллективом «невидимая рука рынка». Впрочем, это (как говорит один из телеведущих) уже совсем другая история.
А история с киножурналом такова: где-то уже в начале 2000-х гг. журнал закрыли совсем. Под тем предлогом, что достаточно хроники снимают телеканалы (то, что они – частные и могут не давать свой материал никому, никого не волнует). Хроники, какой она была в стране десятки лет, уже нет совсем. Во время войны открыли Свердловскую киностудию и развернули выпуск кинохроники! (Подумайте только — огромный Уральский регион и две республики! И 48 киножурналов в год! Во время тяжелейшей войны!)
И период этот – период уничтожения государства и переход всех богатств в руки частных лиц – в кинохронике не отражен никак. Что касается телепленки, возможности ее долгосрочного хранения не изучены и у многих остаются сомнения в том, что наши потомки когда-нибудь смогут увидеть материал о том, что произошло со страной на самом деле…
Людмила Коршик
для сайта Ассоциации документального кино
Мы в соц. сетях