Предложение сказать что-нибудь о сегодняшнем положении документального кино- предложение коварное, поскольку неловко, когда режиссер начинает раздавать оценки, указывать цели и намечать перспективы. Для этого есть экспертные советы, жюри фестивалей, и такие забытые жанры, как семинары и круглые столы. Про критику не говорю, поскольку ее нет по определению и, похоже, никого из критиков – работающих и будущих- документальное кино не интересует. Возможно, это проблема не критики, а документального кино.

Много лет я был членом экспертного совета Минкульта и знаю, какие подаются заявки, был в жюри фестивалей, пять лет собирал внеконкурсную программу Российского документального кино на Московском международном фестивале, шесть лет вел киноклуб, показывая кино четыре раза в месяц.

Так что я видел довольно много картин, но сказать, что у меня есть четкое представление о «процессе», что мне ясен и понятен вектор развития нашего кино – мне даже в голову не придет. И мне кажется, что он не ясен и не очевиден никому.

Минкульт финансирует около 300 документальных картин, еще столько же, наверное, снимается за бортом этого «Ноева ковчега» и куда они исчезают неизвестно. Увидеть всё практически невозможно. Но 300 картин- для такой страны, как наша, — преступно мало, если мы хотим сохранить нашу кинолетопись. При всем невероятном богатстве нашего киноархива, мы не имеем подлинной киноистории, поскольку целые слои жизни, быта, искусства просто не снимались. В нашей экономической конструкции государство, на мой взгляд, обязано содержать документальное кино (и не говорите, что государство ничего никому…).

И сейчас, когда телефоны не уступают видеокамерам, и когда не снимает разве что мертвый, возникает проблема сбора и хранения пусть любительского, но уникального материала, который запросто может пропасть… но решения эта задача не имеет.

Настала эпоха, о которой мечтали- по существу можно снимать и говорить, о чем угодно. Почти. Но мы снова хорошо угадываем, ЧТО лучше не заметить и о ЧЕМ лучше помолчать. Мы снова осваиваем «эзопов язык» и учимся строить

«фигуры умолчания». Но, если в советские времена, это вело к усложнению и метафоричности, то сейчас – к упрощению.

О «советских временах».

Я пару лет занимался подготовкой книги о Леониде Абрамовиче Гуревиче, которая сейчас (поверить не могу) уже находится в издательстве. Надеюсь, что напоминать, кто такой Леня Гуревич не надо.

В книгу вошли рецензии, обзоры фестивалей и студий, портреты режиссеров, сценарии и воспоминания о друге и учителе… Получилась своего рода энциклопедия документального кино за сорок лет (умер Гуревич в 2000 году).

Так вот — самое интересное среди этих материалов — это стенограммы круглых столов и семинаров, где на протяжении нескольких десятилетий обсуждалась судьба документального кино, его развитие, прошлое и будущее. И, конечно, когда за одним столом сидели «царь, царевич, король, королевич» — Герц Франк, Николай Обухович, Валерий Соломин, Борис Галантер, Павел Коган, Самарий Зеликин, Леонид Гуревич, Михаил Литвяков и многие другие (а такое случалось на фестивалях и семинарах) – слушать их было высоким кайфом- им было, о чем говорить, и было что сказать…

Они были тогда молодые, но, когда читаешь их выступления, кажется, что они были много старше и мудрее, и совершенно точно — живее, чем мы сейчас. Их действительно волновало будущее, они действительно искали новые пути, пытались осмыслить окружающий мир. Они были «живыми» и говорили о жизни и своем опыте.

А то, что этот «пир духа» ушел в трубу, да и гудок получился не очень мощный, не их вина… Они, по крайней мере, старались.

Я не теряю надежду, что мы еще сможем восстановить общую профессиональную среду, и тогда возродится профессиональный стыд. Стыд – первое человеческое чувство, испытанное Адамом и Евой. Стыд сделал их людьми.

Я принадлежу к поколению, которому и в голову не приходило, что документальное кино может быть товаром, а, следовательно, мой опыт сегодня не актуален и мало привлекателен.

Конечно, и раньше были люди умело конвертировавшие экранное время в связи, знакомства, заграничные поездки, звания. Но они существовали как-то отдельно, грубо говоря, с ними не выпивали и на просмотр свежего материала не звали.

Я уже мало что понимаю в речах молодых, но особой беды в этом не вижу- мне не стыдно спросить. Но мне не нравится семинар на тему «самопрезентация режиссера», хотя я понимаю, что по нынешним правилам игры-это наиважнейшая часть профессии. Но, все-таки прежде всего – ради чего ты это делал? что ты хотел сказать? А экран такая штука, которая все равно продаст, кто ты есть на самом деле.

Меньше всего мне хочется, что бы этот текст выглядел брюзжанием на тему, что раньше все было лучше и вкуснее. Не было!

Но когда в начале пути интересует главным образом успех и те, что понаивнее, прямо говорят- дайте нам приемы и рецепты быстрого достижения успеха, то сразу начинаешь ругаться.

Успеха, причем успеха серьезного, мирового, достигли всего несколько человек. И они могут долго и интересно говорить, как им это удалось, но научить этому они все равно никого не смогут.

Учиться у Пелешяна, Реджио, Кобрина, Обуховича, Дворцевого, Косаковского- может быть и интересно, но совершенно бессмысленно – надо быть ими, а это невозможно, поскольку товар это штучный, как говорят «ручной работы».

Но пусть кто-нибудь скажет, что Владимир Кобрин, Артавазд Пелешян, Борис Галантер, Николай Обухович- устарели. Архаика? Но такого уровня мастерства мы никак не достигнем.

Мы с большим трудом осваиваем новые для нас «пространства», — «я сам», «моя семья», «мои страхи», … Пока это получается неубедительно, наверное, потому, что смотрим на себя, как на чужих, и по привычке полагаем, что в прошлом- а уж в нашем собственном, личном- все было исключительно здорово и прекрасно. А такого понятия как «личная жизнь» в нашей культуре испокон не было. Может быть один роман, и тот «Анна Каренина». И говорить о личной жизни мы так и не научились.

Нам не хватает масштаба (постоянно оговариваюсь, что это мои ощущения, и я говорю только «за себя»). Причем не важно – речь идет о социальных явлениях или мы исследуем внутренний мир человека. Все получается как-то немного провинциально и похоже друг на друга. Такое же ощущение возникает, когда смотришь «деревенские» картины – начинает казаться, что один и тот же режиссер на протяжении тридцати лет снимает один и тот же фильм.

Я не знаю, что такое талант, но его можно подменить изысками изображения и монтажа, есть масса способов обмануть зрителя. Единственное, что нельзя имитировать – это масштаб автора. Что это такое – масштаб – никто не знает, но его чувствуешь «животом», понимаешь- вот это ИСТОРИЯ, а остальное-жмых и шелуха. Все, что вышло из его рук, обретает вес и объем, а все слова о целях и задачах могут оказаться мелкими рядом с результатом.

Витя Косаковский как-то сказал, что прошло время, когда можно было делать кино в одиночку. А мы, по-прежнему гордимся тем, что каждый из нас и «швец и жнец и на дуде игрец».

Сравните (по длине) титры западного документального фильма и нашего. И не будем говорить о бюджетах. Кто видел последний раз живого сценариста или редактора документального кино? Только в Красной книге.

К сожалению, все наши проблемы требуют комплексного решения.

У нас же, если бывают попытки что-то и как-то изменить, то только не комплексно, а по кусочкам и, в результате, все снова увязает в том же болоте. При всей нашей

свободе и открытости мы понятия не имеем, почему в профессии случается то или иное административно-организационное новшество.

Есть масса технических и организационных вопросов, которые не удается никак решить — статус и состав экспертного совета Минкульта, порядок и сроки подачи заявок, взаимоотношения с телевизионными каналами и множество других.

Ни в коем случае я не за консервацию «старого, доброго времени». Прекрасного там было мало.

Тут я ступаю на крайне скользкую дорожку — мы очень много взяли из чужого опыта. Не только терминологию, модель отношений, форматы и т.п. Мы приняли установку, что кино — это товар, оно должно быть продано, и свое право получить деньги на его производство надо доказывать по строго определенной схеме. Спорить с этим бессмысленно, и я никак не спорю. Питчинги, мастер-классы и прочее – это необходимо и замечательно. Беда только в том, что весь этот приобретенный из чужих рук опыт должен быть подкреплен и обеспечен нашими внутренними радостями – юридически, организационно, финансово. А иначе вырастет гомункулус, продукт мало приспособленный к жизни.

Поэтому мне кажется, что попытки «определить пути и наметить цели» — занятие подчас вредное, и, в основном, бессмысленное.

Р.S. На самом деле все совсем не так грустно. Есть прекрасные фильмы, есть новые имена, есть призы на крупнейших международных фестивалях. Документальное кино никогда не умрет, но я оптимист и знаю, что всегда может быть хуже.