22 ноября исполнилось бы 58 лет нашему другу режиссеру, драматургу и писателю Александру Столярову.
Он неожиданно умер 26 июля этого года во время сьемок фильма про Александра Невского.
Александр учился на Высших сценарных и режиссерских курсах  вместе с известными сегодня режиссерами Алексеем Балабановым, Виктором Косаковским, Евгением Голынкиным, Владиславом Мирзояном.
Два года назад мы публиковали интервью с Сашей с оглядкой на групповую фотографию этих студентов на пороге Высших курсов. Сегодня мы хотим сами перечитать этот разговор и предложить вам его размышления о жизни, о профессии, о времени, о вечности.

13 марта 2о15 года в Малом зале Дома Кино Ассоциация документального кино СК РФ представила фильм Александра Столярова и Сергея Догорова «Россия прекрасна, сын!». Пока зрители в переполненном зале смотрели полуторачасовую картину, мы с Александром Столяровым уединились в буфете на втором этаже, чтобы за чашкой чая поговорить о собственной судьбе и о судьбе документального кино.

— Совсем недавно по каналу «Культура» в цикле «Острова» прошел фильм про Алексея Балабанова (реж. А. Судиловский), в котором промелькнула фотография вашего набора с Высших Режиссерских курсов. Я сразу же узнал тебя, Женю Голынкина, Алексея Балабанова… Вы стоите на пороге Высших режиссерских курсов, как на пороге жизни, и заразительность ваших черно-белых улыбок 1990-го года достает меня сегодняшнего. Я буквально вздрогнул, как будто меня настигла моя собственная улыбка двадцатипятилетней давности. Я приглашаю тебя тоже оглянуться на эту фотографию и на дистанцию прожитых 25 лет в документальном кино…

курсы_0002

— Смотри, и ты это почувствовал, на тебя пахнуло какой-то свежестью, там изображена группа молодых тщеславцев, готовых рвануть в кинематограф и претворить все свои замыслы, потому что поля кино хватит на всех, абсолютно уверенные, что нет никакой внутренней конкуренции, потому что у каждого свое неповторимое кино, мы же авторский курс… Ну, рванули… И это тщеславие, по крайней мере мне, многое перепортило в жизни. Хотя, уже на 1-м курсе я знал, что тщеславие – это грех, и был уверен, что я то по этому пути не пойду, я знаю истинный вектор и стремление к Абсолюту обеспечит мне верный путь, как бы не так…

— Но я помню то время, и можно сказать, что тщеславие и было Абсолютом тогда.

— В глубине души – да, а снаружи, извне понимал, что есть Абсолют, Бог, умом понимал и думал, что вместил себе в душу, не вместил. Он не вмещаем, возможно, и до сих пор не вмещаем и тут, в мастерстве самообмана, кинематограф помогает, потому что столько уловок для тщеславия на пути к успеху…

курсы 2_0002

— Ты обозначил две доминанты – тщеславие и Бог, но в какой плоскости я предлагаю тебе их рассмотреть. Документальное кино – более скромная, более непритязательная, менее светская область кино, и человек, который хочет реализовать свое тщеславие, норовит «выпрыгнуть» в игровой кинематограф. Документальное кино – это более смиренное поле, и если Бог, эта реальность, это переживание, это состояние иногда посещает тебя, снисходит на тебя, и тебе хочется выразить его, то в какой степени документальное кино благодарно для этого?

— Документальное кино здесь более благодарно, конечно же. Реальный человек может, хотя бы словом, передать свой опыт соприкосновения с Богом. В каждом монастыре ты можешь обрести человека, у которого есть реальный опыт богообщения… Мы же с тобой принадлежим к переходному поколению от соцреализма к неизвестно чему…

— Я бы сказал, от соцреализма к постреализму, а если точнее – к поцреализму…

— И Бог для нас был не реальностью, а понятием, и много сил было потрачено на то, что бы продемонстрировать это понятие, не имеющее никакого отношения к реальности. Большинство моих фильмов были от ума, а чаще – от лукавого.

— За последние годы Бог стал и ритуалом, и разговором, и официальным праздником с трансляцией по государственным каналам, но тогда, 25 лет назад, когда ты снимал свой «Хорал», Бог не был предметом риторики, и в этом смысле мы, возможно, тогда были даже чище. Тогда мы жили тем, что впитали в себя от родителей, дедушек и бабушек, инерцией их совести, тогда мы просто делали кино, не пытаясь превратить его апофатическую молитву, хотели получать призы на фестивале, и это не мешало делать хорошее кино.

— Ну, если говорить о моей группе, то мы были близки в своем тщеславном стремлении схватить Бога за бороду, и тут обнаруживалась наша беспомощность…

— Но все-таки, прошло 25 лет, и про тебя можно сказать: «Моя жизнь в кинематографе»…

— Ужас… Я с первого своего фильма заявил, что кино – это не жизнь. Хотя в тайне, в подсознании, наверное, думал про Канны, Оскар… Я увлекался живой жизнью, я проживал ее, ты знаешь.

— Ты сочинял пьесы, ставил спектакли, писал книги, снимал игровые и документальные фильмы, какое место в этом потоке занимало документальное кино?

— До сих пор документальное кино меня кормило. Ни театр, ни литература, ни игровое кино меня не кормило, а наоборот, шло в убыток.

— То есть профессиональной специализации в дипломе ты соответствовал?

— Да, в документальном кино я работал как на конвейере.

— Твоя жизнь в Ирпене под Киевом производила впечатление удавшейся режиссерской карьеры даже по европейскому образцу – дом в сосновом бору, бегает красивая собака, сочиняешь пьесы, ставишь спектакли, получаешь премии. При этом, ты – русский человек на Украине и живешь за счет Москвы, точнее – сотрудничества с российскими каналами…

— В Киеве я жил как худший вариант русского, потому что для меня Киев – мать городов русских, и Украина для меня – Россия, поэтому я уже не задаю себе вопроса, почему у меня нет работы на Украине. Сейчас я знаю точно, почему у меня не было работы на Украине и никогда не будет…

— До тех пор, пока мир не увидит, что Киев – мать городов русских?

— И Россия в том числе, потому что насколько Украина уродлива без России, настолько же и Россия – инвалид без Украины. Поневоле я вынужден говорить о какой-то государственности, в которой ничего не смыслю, хотя понимаю, что я государственник изначальный, по сути, и это очень помогает делать и фильмы в том числе. Большинство фильмов у меня о России: Дело России, Страсти по Столыпину, Свой человек на Соловках… И эта моя государственность вылезает и раздражает очень многих.

— Но попытаемся вернуться в дискурс о документальном кино. Мераб Мамардашвили, который, кстати, читал на Высших Режиссёрских курсах, говорил, что философия для него – это способ понимания жизни, себя. Стало ли для тебя документальное кино подобным способом разбираться в себе и в других, сочинять и переиначивать киноязык?

— Да, но я не уверен, что я был прав…

— Но, как будто бы, другого пути и не было. Государство держало документальное кино в рамках жёсткого канона, и художник был вынужден бороться за свободу слова. Но, что странно, сейчас он оказался свободен не потому, что он добыл эту свободу своим внутренним усилием, а потому, что упало государство. То есть, раб стал свободен лишь потому, что хозяин умер. И чего же стоит эта свобода, может быть, это свобода распоясавшегося холуя?

— Есть заповедь: «Блаженны нищие духом». Своего слова художник иметь не должен.

— Но когда идеологические каноны рассыпались, документальное кино нужно было придумывать заново.

— Если мы говорим о Логосе, то тут художник, чем он более нищий духом, тем он более художник. И тут ты ловишь то, что попало в кадр, и пытаешься сочленить всё вне своих умствований. Ничего нового сочинять не надо, ещё Батюшков сказал…

— Прости, кто сказал, Батюшков или батюшка?

— Батюшков, Батюшков. Художник таков, какова его душа. Все проблемы внутри художника: чист сердцем, не чист сердцем, нищ духом, не нищ духом, миротворец, не миротворец. Все заповеди блаженств перечисляем, и понимаем, что ни одной не соответствуем.

— Кроме — «Не прелюбодействуй».

— А это с возрастом вообще отпадает, но это уже из десяти заповедей. Вот и получается, хотя грех жаловаться, но учили нас не тому. Учили нас на тщеславии, на пути к успеху, учили на людях, которые пришли к успеху, а это — не те примеры. Мне это уже тогда было ясно. Я ещё на курсах сказал себе, что так кино делать не буду, и не делаю. Кто-то пошёл по этому пути, но тоже разочаровался, и это не странно. А эти люди, что изображены на фотографии, в общем-то, любили друг друга, и это не было иллюзией.

 

IMG_2643

Пресс-центр Ассоциации документального кино СК РФ